Глеб Матвейчук — актер, певец, режиссер, продюсер, композитор. Он написал музыку к 20 картинам, а потом сказал себе: «Больше не хочу! Неинтересно!»
«Каждый раз перебарываю себя»
Татьяна Уланова, aif.ru: — Глеб, вы ведь не только музыку сочинять, но и играть успеваете — например, с Балуевым в спектакле «Признание», показанном на ХI Забайкальском международном кинофестивале.
Глеб Матвейчук: — Этой антрепризе уже лет десять. Но, по большому счету, я не актер, хоть и окончил «Щепку». Для меня всегда музыка была на первом месте. С 7 лет. Это мое призвание. Я довольно закрытый человек. Каждый раз при выходе на сцену перебарываю себя, испытываю стресс. Экстраверты получают удовольствие от публичных выступлений — дайте им микрофон, не кормите, выведите на площадь, и они устроят вам песни и пляски. А я люблю тишину, спокойствие. Другое дело, что, единожды выйдя на сцену, ты хочешь это повторить.
Но я не очень амбициозен в этом плане. Может, потому что родился в киношной семье, постоянно видел на кухне артистов, режиссеров. Но я никому не желаю актерской профессии, если только человек не может без нее жить. Она сложная.
— Вы работаете с Балуевым, он ведь ваш друг?
— Да, и крестный моих детей. А мама работает с ним уже лет 40.
— Не сложно вам вместе? Говорят же: хочешь поссориться с другом или родственником — возьми его на работу.
— Сложно, но… Александр настолько органичный, талантливый человек, что его способности не умещаются ни в какие рамки. У него нет границ возможностей. Саша выходит на сцену — и там продолжает жить. Талант от Бога! Он может с листа проникновенно прочитать и сыграть любой текст так, что вы поверите, что это его собственные мысли.
— Вы же еще дружите с Александром Домогаровым?
— Александр привел меня в театр, когда в «Моссовета» решили вводить новых артистов в спектакль «Иисус Христос — суперзвезда». Мы стали общаться, я показывал ему свою музыку. И в какой-то момент он сказал: «Хочу музыкальный спектакль! Мы с тобой таких дел натворим! Знаю, ты сделаешь». Я написал под него музыкальный спектакль «Опасные связи», мы презентовали проект в театре, заключили договор и должны были месяца через 3 представить премьеру.
Но началась странная история — кто-то из артистов просил дописать ему еще три арии, кто-то считал, что его роль слишком маленькая… Я сказал, что произведение уже написано и принято театром. Начались закулисные игры, скандалы. А спустя два года я услышал от руководства: «Мы иначе видим этот спектакль. Никакого Домогарова! Ваша артистка играть не будет! И балет — наш!» Хотя по договору все было прописано четко.
Тогда я забрал произведение. Театр подал на меня многомиллионный судебный иск. Но он не имел юридической силы — срок действия договора истек год назад. Дальше на меня полилась такая грязь, что я вам передать не могу! Из меня сделали демона во плоти. В конце концов Александр Балуев решил сам поставить как режиссер и продюсер этот проект. Еще и дебютировал как вокалист.
— Балуев?
— Он замечательно поет. Наберите в интернете: «Балуев. Адажио»… У него редкий, очень низкий бас — профундо. И хотя его друзья говорили: «Ты с ума сошел!», мюзикл получился одним из самых успешных в России. А сколько стран мы объездили! Вложенные Александром деньги отбились через год. Но главное — он протянул мне руку помощи в непростой период моей жизни. И я этого никогда не забуду.
Играл пианиста-шпиона
— Вы сочиняли саундтреки к фильмам «1612», «Адмиралъ», «Чкалов», «Каменная башка», работали с крепкими режиссерами. Как-то не верится, что поставили крест на этой работе.
— Крест не поставил. Но… в кино вошла практика работы с музыкальными референсами, когда даже не режиссер, а монтажер или музыкальный редактор/продюсер подбирает музыку — покупную или из других фильмов — и делает видеомонтаж под референсные треки. Считаю, это в корне неправильно. Убивается творческое слово композитора, который должен теперь клепать, извините, музыкальное заполнение по шаблону. Композитор в современном кино уже и не нужен. Достаточно аранжировщика.
— Говорите, теперь никто не пишет для кино так, как это делали Петров, Таривердиев, когда музыка могла стать еще одним героем картины. Но Рыбников сейчас, например, работает над второй версией «Буратино»…
— Я не говорю, что такой музыки вообще нет. Но она уже «не формат»… То, о чем вы говорите, получалось в результате правильного диалога творческой компании, когда еще на этапе сценария люди обговаривают с композитором, какая будет музыка. Недавно у меня был хороший опыт с Александром Балуевым, который дебютировал как режиссер в фильме «Отель». Мы делали саундтрек как раз по «олдскульному» принципу: встречались, обсуждали лейтмотивные музыкальные темы. А если я не выполняю никакой творческой задачи, не заставляю работать фантазию, зачем такая работа? Когда тебе дают музыкальный скелет со словами: надо вот так, а не иначе, это уже не искусство, а ремесло.
— Вы родились в семье работников киноиндустрии. Но в кино вас привел Владимир Хотиненко…
— Мама с ним работала, и они подружились. Я крутился на площадке, Владимир Иванович интересовался, чем занимаюсь. А я уже учился в консерватории. Сначала занимался очисткой авторских прав музыкальных произведений в кино, работал как музредактор. А когда в фильме «Гибель Империи» Владимир Иванович дал мне маленькую роль пианиста-шпиона, я должен был что-то исполнить на рояле. Играю, играю, а Хотиненко все не устраивает: не то, не то… Владимир Иванович из тех режиссеров, кто точно знает, чего хочет, и не ориентируется на фокус-группу. Нынче это большая редкость среди режиссеров. Словом, сыграв два десятка пьес, я почти от безысходности что-то сымпровизировал. И тут он: «Что это? Мне нравится!» — «Это мое!» — «Вот это и играй!» Спустя какое-то время — звонок Хотиненко: «Хочу тебя позвать на проект „Паломничество. Вечный город“. Я было подумал, музыкальным редактором. Оказалось, — композитором. Я даже опешил: «Никогда этого не делал». А он: «Верю в тебя, все будет хорошо». — «Ну, только на вашей вере, Владимир Иванович», — сказал я. Так началась моя композиторская деятельность.
«Таких уже не будет»
— Вам-то какая музыка в кино нравится?
— Очень люблю мелодистов. Поэтому — Крылатов, Артемьев, Таривердиев. Написать хорошую классическую мелодию не каждому дано.
— У Шнитке прекрасная музыка к фильмам, хотя для него это была просто подработка.
— Он потрясающий композитор. Таких уже не будет. И школа ушла. И в мировой кинокультуре период деградации.
— Поэтому вы переключились на театр?
— Конечно. У меня уже восемь мюзиклов. Моя компания за три года стала в этой сфере чуть ли не монополистом. Приезжаем командой в регион, проводим кастинг, делаем авторский проект. И едем дальше. Только в этом году — 9 спектаклей. «Хозяйку медной горы» поставили в Москве и готовим в Петербурге — с живым оркестром и самым крутым современным художником Сергеем Новиковым.
— Еще недавно муссировалась теория, что мюзикл — не российская традиция, нашему зрителю этот жанр не близок…
— А мне кажется, советские музыкальные фильмы были популярны. «Мэри Поппинс, до свидания» — чем не мюзикл? Просто «мюзикл» — слово иностранное, я его не очень уважаю. А музыкально-драматические спектакли у нас любили: «Юнона и Авось», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Орфей и Эвридика»… Мюзикл — коммерчески успешный жанр, и, мне кажется, в каждом московском театре он сейчас есть. А Александр Лазарев пригласил меня сделать мюзикл «Ревизор» в театре Российской армии.
