Полгода назад Ивана Никифорчина назначили худруком МГАСО – большого симфонического оркестра с великой историей. При этом самому дирижёру 15 февраля исполняется 30. Но Иван считает, что профессионализм и опыт важнее цифр.
Татьяна Уланова, aif.ru: Иван, правда, что впервые за дирижёрский пульт вы встали в 14 лет?
Иван Никифорчин: Откуда вы знаете? Это было в 7-м классе обычной музыкальной школы, где я учился по классу фортепиано. Сам ещё мало что понимал, а преподаватель увидел во мне способности. Пульта, правда, не было – я дирижировал хором.
– Чтобы музыканту вызубрить произведение, нужно много играть. А как учат партитуры дирижёры? Смотрю, у вас электронное пианино.
– Замечательно, когда есть возможность проиграть. Но в отличие от музыканта мне надо выучить партитуру всех инструментов. Чтению её в консерватории уделяется огромное внимание. Мы вообще долго учимся: 7 лет в музыкалке, там же дополнительно 2 года, потом 4 года в училище, 5 лет в консерватории. Ещё два – в аспирантуре (мне она была нужна для преподавания в вузе). 20 лет обучения – и никаких гарантий, что после этого будешь знать всё и тебя назначат худруком прославленного коллектива. К слову, сейчас у меня уже такой внутренний слух, что в метро могу открыть партитуру и читать её как книгу, слыша музыку.
Руки творчества
– После высокого назначения в вашей жизни ничего не изменилось?
– Ни внешне, ни внутренне. Задач только стало больше. И возможностей для их реализации с фантастическим коллективом и лучшими солистами. Главное – навыки: профессиональные, человеческие. Музыканты – прежде всего люди. С ними нужно уметь и хотеть общаться, понимать, выслушивать.
– Часто новый руководитель меняет сотрудников. Вы многих уволили?
– Я отвечаю за художественное руководство и рад, что увольнения не в моей компетенции. Даже думать об этом не хочу. Мои задачи творческие: чтобы коллектив звучал и прогрессировал, достигая ещё бо`льших вершин.
– Вы первый дирижёр, который до 30 лет возглавил федеральный оркестр. Не боялись браться за такую махину?
– Был не страх, а чувство колоссальной ответственности и счастья, что есть потрясающая работа. А молодость – что?..
– Недостаток, который быстро проходит.
– Вот именно. Я работал с разными коллективами и солистами, опыт большой. Так что на возраст никто не пеняет. А вот твои намерения музыканты чувствуют мгновенно. Если вышел за дирижёрский пульт – должен точно знать, чего хочешь. Не заискивать, не пытаться понравиться, а делать своё дело. Тогда и музыка ответит взаимностью, и оркестранты.
– У вас кроме МГАСО ещё и своя «Академия Русской Музыки», с которой вы выступали на саммите БРИКС в Казани. Коллектив независимый – и вдруг такое приглашение.
– Да, у нас нет бюджетного финансирования, официальных зарплат. Но коллектив знают и любят. В 2022 году мы представляли Россию на фестивале в Алжире, осенью выступили перед лидерами стран БРИКС. Не скрою, чувство гордости переполняло. 8 лет назад я, студент консерватории, создал «Академию». Но без помощи будущей жены Анастасии сделать это не смог бы.
«Если ноты упали, сяду на них»
– Теодор Курентзис признавался мне, что для него дирижировать с палочкой – всё равно что заниматься любовью в презервативе. И сетовал, что молодые коллеги первым делом бегут покупать фрак и палочку.
– Бывает, у дирижёров несколько разных палочек. У меня – одна. С первого дня учёбы в консерватории. Уже 10 лет. Стандартная, классическая, с пробковой рукояткой. Сейчас… Ой, не покажу. Не взял.
– Как же вы без неё?
– Я не всегда с палочкой. И не так уж с ней легко. Это продолжение руки, даже музыки, если хотите. С камерным составом особой нужды в ней нет. А в огромном, на сотню человек, оркестре с хором и солистами она помогает – важно, чтобы всем были видны твои тонкие жесты. Но бывают периоды, когда хочется обойтись без палочки. И не объясню, с чем это связано. Двух одинаковых людей не бывает, дирижёров – тем более.
– Алексей Айги во время игры на скрипке совершает прыжки. Вы тоже подпрыгиваете, танцуете. Если солирует Денис Мацуев, по-другому нельзя? У него-то и банкетка ломалась, и рояль.
– Да, бешеная энергетика, харизматичность, сочетающаяся с тонкостью пианиста. Лет 15 назад, готовясь к музлитературе, я слушал записи концертов Рахманинова в исполнении Дениса Леонидовича. А сейчас мы вместе выступаем.
– И у вас дико напряжённый график. На что важное не хватает времени?
– На общение с близкими. На спокойные встречи, домашние посиделки с родителями. А ведь именно они сделали Ивана Никифорчина таким, каким вы его видите. Надо расставлять приоритеты.
– Вот и в день рождения вы с «Академией» выйдете на сцену Большого зала Московской консерватории. В программе – хиты из хитов! А как же воспитание публики?
– Не сказал бы, что так уж известны «Половецкие пляски» Бородина. Или Adagietto из Симфонии № 5 Малера. Да и музыканты к любому концерту относятся серьёзно, ведь он может изменить жизнь слушателей. Один начнёт изучать классическую музыку, другой станет больше ходить на концерты. С МГАСО планируем играть и нечасто звучащие сочинения. Воспитывать публику резко и внезапно нельзя. Нужно соблюдать баланс между популярными и редко исполняемыми произведениями.
– У вас есть приметы, как выходить на сцену? Что делать, если ноты упали?
– Если упали, сяду на них. А перед выходом молюсь. Как и перед другими важными событиями.
– Вундеркинд обычно получается в семье музыкантов, которые заставляют ребёнка заниматься часами. А у вас?
– Мой папа – боевой офицер, сейчас – полковник в отставке. Мама – педагог. С появлением меня и брата она занималась только нами. Мне было 6 лет, брат лежал в коляске, мы шли с мамой мимо музыкальной школы, когда я вдруг остановился заворожённый… и попросил записать меня туда. Жизнь – лучший драматург. Я хотел играть на скрипке – папа отговорил (у него сестра училась). Моя супруга Анастасия Латышева – скрипачка, и сейчас я знаю, что это один из сложнейших инструментов, который не может зазвучать здесь и сейчас. Обучение игре на нём – адский труд. И многие годы – испытание для всех, кто рядом.
