Фото из открытых источниковВ мире одноразовых товаров одноразовой становится и энергетика. И страны, сделавшие на нее ставку, будут иметь меньше конкурентных преимуществ в будущем, нежели государства, проводящие сбалансированную энергетическую политику. Проект глобального энергетического перехода, продвигаемый как внутри блока западных стран, так и на экспорт, дискредитирует себя ускоренными темпами. Приходит осознание того, что мир просто не может позволить себе углеродную нейтральность в ее радикальном выражении – без атомных и угольных электростанций – ни в 2030-м, ни в 2050 году. Невозможен такой переход, во-первых, в силу его дороговизны: по оценкам Российского энергетического агентства (РЭА) Минэнерго России, на реализацию всех необходимых для этого мер требуется 5-6% мирового ВВП ежегодно. А во-вторых, потому, что среднесрочные кризисы, вызванные продвижением этого проекта, могут на корню похоронить все долгосрочные выгоды от его реализации. Буквально ежедневно поступают новости, свидетельствующие о пробуксовке климатической повестки на всех уровнях. Совместный доклад Принстонского университета, Массачусетского технологического института, Rhodium Group и некоммерческой организации Energy Innovations сообщает о том, что в 2023 году инвестиции США в ветровые и солнечные электростанции достигли рекордного уровня. При этом даже эти вложения не позволяют добиться заявленного сокращения выбросов парниковых газов на 40% к 2030 году. А вот компания DNV заявила, что Великобритания не сможет достичь своих целей по декарбонизации к 2030 году и сократить выбросы парниковых газов до нуля к 2050 году. Этим посылам вторит British Petroleum, крупные акционеры которой настаивают на сокращении инвестиций в чистую энергетику и перенаправлении средств на повышение добычи нефти. Данные месседжи пока аккуратно упакованы в термины «прагматичного» и «гибкого» подхода к энергопереходу, но в целом не оставляют сомнений в сути происходящего. В 2024-2025 годах мир, вероятно, выйдет на пик строительства ветровых и солнечных электростанций, после чего темпы прироста пойдут на спад. Существующая энергетическая инфраструктура просто не способна «переварить» такой объем неманевренных (зависящих от погоды) мощностей без критического ущерба для всей системы. Кроме того, оказалось, что вводимые мощности солнечных и ветроэлектростанций нуждаются в обновлении. Такая «одноразовая энергетика» ярче всего проявила себя в Испании. Так, директор по ВИЭ-проектам Acciona Energia Марта Лопес Хименес заявила, что установленный в испанской Таивилье парк ветряных турбин мощностью около 80 МВт технологически устарел без возможности модернизации. Таивильский ветряной парк стал примером проблемы устаревания ветроэнергетической инфраструктуры. В целом уже сейчас пятая часть ветровых электростанций в Европе отработала больше 15 лет при нормальном сроке эксплуатации 20 лет. Ускоренное наращивание ВИЭ-мощностей в чем-то остается бегом по кругу: чем больше такой генерации становится в строй, тем больше ее будет нуждаться в замене уже в обозримом будущем. И это еще во весь рост не встала проблема утилизации солнечных панелей и оборудования ветряных установок, что само по себе – значимая нагрузка на экологию. Результатом постепенного охлаждения мировой экономики к альтернативной энергетике станет осознание необходимости бороться за лучшие условия доступа к тем энергоресурсам, которые составят основу энергобаланса в новой реальности. Согласно недавно опубликованному исследованию РЭА, к 2050 году ожидается рост потребления газа в мире на 26% (к показателю 2022 года). Именно газ, по мнению агентства, станет ключевым по объему потребления ископаемым источником энергии в мировом балансе. И тут в пользу будущего российской энергетики играют сразу несколько факторов. Во-первых, Россия остается крупнейшим производителем природного газа после США в мире. Резкое снижение экспорта газа по трубопроводам пока не было компенсировано ростом поставок СПГ. Основная загвоздка – строительство СПГ-инфраструктуры для транспортировки сопоставимого объема газа почти в пять раз дороже, чем строительство трубопроводов. Вместе с тем в долгосрочной перспективе эта инфраструктура себя оправдает: в отличие от трубопроводов, ведущих газ из точки А в точку Б, поставки СПГ могут осуществляться в любую точку мира, где есть терминал по его приемке. А это в условиях активной разбалансировки мира – совсем немаловажный фактор. Согласно Энергетической стратегии России, к 2035 году производство крупнотоннажного СПГ должно увеличиться в три-четыре раза, с нынешних 33,3 млн тонн в год до 80-140 млн тонн. Основной прирост дадут новые СПГ-заводы на Ямале, а также ряд новых перспективных проектов. Санкции в значительной мере осложнили их реализацию – широкий перечень оборудования и комплектующих для строительства СПГ-инфраструктуры в Россию больше не завозится. А значит, борьба за будущее российской СПГ-индустрии во многом лежит в плоскости реализации собственных технологических разработок в этой области и импортозамещении. Второе преимущество – это логистика. Большая часть СПГ до сих пор шла через Панамский и Суэцкий каналы. Панамский канал в значительной мере обмелел и обладает ограниченной пропускной способностью. Суэцкий в настоящее время является рискованным маршрутом ввиду того, что Красное море превратилось в арену геополитических разборок. Транспортировка газа через мыс Доброй Надежды – долго и дорого. Дополнительные расходы и риски ложатся в цену топлива и, как следствие, в цену товаров, что еще больше разгоняет инфляцию в зависимых от импорта топлива странах. Развитие Россией дальневосточных и арктических маршрутов транспортировки СПГ – ее явное преимущество, которое, однако, еще предстоит отстоять. Так или иначе, в мире одноразовых товаров, одноразовой становится и энергетика. И страны, сделавшие на нее ставку, вероятно, будут иметь меньше конкурентных преимуществ в будущем, нежели государства, проводящие сбалансированную энергетическую политику. К числу последних относится и Россия.
