20 мая артисту Роману Карцеву могло бы исполниться 85 лет. Народный артист РФ работал и в Театре миниатюр Михаила Жванецкого, и в театре Аркадия Райкина. Своими воспоминаниями об отце, которого не стало 2 октября 2018 г., с aif.ru поделился его сын, актёр Павел Кассинский.
«Жванецкий не каждому был по зубам»
— Мы были совсем маленькими с сестрой, когда папа и его партнёр по сцене Виктор Ильченко были на пике популярности. У них иногда было по 60 концертов в месяц — по два выступления в день. И всегда при аншлагах. Поэтому папу в детстве я видел редко, потому что он все время гастролировал: приезжал — уезжал. И когда бывал дома, то ложился на диван и учил тексты. Я его полжизни видел на диване с листочками.
У отца был спектакль «Искренне ваш», основанном на рассказах Зощенко. Был в его арсенале и Чехов, и Семен Альтов, и Шолом Алейхем. Но в основном он работал с текстами Жванецкого. Жванецкий, миниатюры которого они с Ильченко играли, — сложный писатель. Не каждому актеру он по зубам. Там важны интонации, акценты. Михаил Михайлович был их (с Ильченко) автором. Есть известный выпуск киножурнала «Фитиль», в котором Евгений Леонов читает миниатюру Жванецкого «Вино полезно», лежа на диване. На мой взгляд, читает плохо. А папа, Ильченко и Жванецкий чувствовали друг друга. Поэтому и работали столько лет вместе. За всю карьеру отец прочитал около 900 текстов Михаила Михайловича.
Какое-то время отец проработал в театре «Эрмитаж». Актерский состав тогда там был великолепным — Горчаков, Полищук, Пожарский, Карцев. Вместе с Полищук они играли спектакль по произведениям Хармса, я даже участвовал в этом спектакле в возрасте 5-6 лет. Выходил на сцену вначале и произносил фразу: «Спектакль отменяется. Нас всех тошнит». И уходил за кулисы. Я полшкольного возраста провёл за кулисами. Меня развлекали директора, не занятые в спектакле актеры, осветители. А сколько репетиций отца я посетил, не сосчитать.
Когда мне было лет 5, папа повел нас с сестрой в цирк на Цветном бульваре. Зашли в кабинет к Юрию Никулину. И он нам показал закулисье цирка. Никогда не забуду, как мы кормили слонов. Нам выдали дарницкий хлеб. Слоны тогда казались нереально огромными животными, которые аккуратно брали хоботом из наших рук хлеб.
«К быту был не приспособлен»
Однажды мы оказались на творческом вечере Константина Райкина в Центральном доме актера на Тверской. И зашли в гримерку после спектакля. Константин сидел измотанный, в плавках, мокрый, с полотенцем на шее. Он был таким жилистым, спортивным. Меня это тогда поразило — он был как человек из анатомических атласов. После мы отправились в ресторан Дома актера ужинать. Отец был одет в светлый кремовый костюм. Я заказал котлету по-киевски. Тыкнул вилкой в нее, и масло из котлеты брызнуло прямо на дорогой отцовский костюм. Мне тогда от него сильно досталось. А вообще, он редко ругал нас с сестрой. Был очень мягким.
Одно время мы жили в квартире в районе Академической. Детсад, в который я ходил, был через дорогу от нашего дома. Папа как-то приехал меня забирать на велосипеде «Аист». Усадил меня на багажник, и мы поехали домой. На какой-то кочке я свалился с этого багажника и зацепился ногой за велосипед. И папа мне протащил по земле метров 20. Как же он переживал…
Папа был не приспособлен в бытовом плане. Ни разу не видел, чтобы он занимался домашними делами, каким-то мелким ремонтов. Всеми бытовыми проблемами всю жизнь занималась мама. Мама как-то уехала на похороны родственницы в Читу и оставила на хозяйстве папу. Он был просто в панике, когда остался один на один с нами, детьми. Столько яичницы с разными наполнителями я не ел никогда. Папа нам ее готовил на завтрак, обед и ужин. Когда мама вернулась домой и увидела нас сестрой, а мы выглядели, наверно, как бомжи (в нестиранных вещах, нечесаные, голодные и т. д.), решила больше никогда не оставлять нас на отца. Но сегодня кроме улыбки эти воспоминания ничего не вызывают.
«Шахматную партию играли несколько дней»
Летом на каникулах, в середине июля, когда заканчивался театральный сезон, мы уезжали всей семьей в Одессу к бабушке. Часто жили в Одесском доме отдыха для актеров, куда попасть было очень сложно. Но папе удавалось достать туда путевки для всей семьи. Они с Ильченко совмещали отдых и работу. Днем мы ходили на пляж, а по вечерам они с Ильченко выступали в этом доме отдыха, в зале на 600 мест. Поскольку никаких кондиционеров тогда не было, папа выбрасывал сценические пиджаки примерно раз в месяц, потому что их невозможно было отчистить от соли, которая выступала вместе с потом.
Помню, как к нам на одесскую дачу даже как-то летом приехали Гвоздикова, Жариков с сыном Федором. Он увлекался тарантулами. И привез с собой в стеклянной банке одного такого «зверя». И мы развлекались, запуская ее по руке.
Много раз мы всей семьей ездили в морские круизы, в которых папа тоже совмещал отдых с работой. По вечерам выступал, а днем мы жили жизнью туристов — загорали, купались, сходили с корабля и гуляли по разным городам в разных странах. Папа обожал эти круизы. Его там никто не трогал, публика была почтенная, люди понимали, что артист на отдыхе и не нужно мешать ему наслаждаться. Однажды мы попали в сильный шторм баллов 7-8 в Атлантике. Началась такая качка, что хоть «караул» кричи. Рвало всех. Я лежал в каюте и умирал. Вдруг стук в дверь моей каюты. Мой друг, сильно нетрезвый, произнёс: «Пойдем в ресторан, тебя все там ждут». Я отказался, потому что даже встать не мог. Через 5 минут появилась мама: «Сынок, пойдем, посиди с нами». Пришлось идти. И папа мне сказал: «Хочешь легче перенести качку, выпей чего-нибудь покрепче». Налил мне стакан виски словами: «Пей, сынок». Я залпом осушил стакан. После этого, правда, качка стала меньше чувствоваться.
В одном из круизов папа с Виктором Ильченко играли в шахматы. Они сели на палубе и так завелись, что играли несколько дней, уходя только поесть, поспать и выступить. Отец обожал шахматы. Он покупал газеты, в которых печатались шахматные партии, разбирал их, заучивал.
Просил только чай в гримёрку
Когда папа работал в театре Аркадия Райкина, был такой случай, о котором мне отец рассказывал. Я еще тогда не родился. Родители отправились летом в Одессу, и перед вечерним спектаклем папа навестил свою маму, мою бабушку, которая накормила его борщом и котлетами с чесноком. Аркадий Райкин по запаху понял и спросил отца: «Что, у мамы был, котлеты с чесноком ел? Можешь идти доедать». И выгнал его прямо со спектакля.
У Райкина с этим было очень строго. Он не терпел, когда от артиста чем-то пахло, об алкоголе даже подумать было страшно. Райкин был абсолютным хозяином своего театра, настоящий Карабас Барабас. Ко всем актерам, которые у него работали, он относился как к обслуживающему персоналу. Но он был великим актером. Есть запись, где они вместе с папой играют миниатюру «Авас». Это было один единственный раз, когда они выходили на сцену в паре. Ильченко заболел, а Райкин не знал наизусть текст. И играл миниатюру «близко к тесту», много импровизировал. Но делал это настолько смешно, что папа еле сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. Все актеры театра Райкина во время спектаклей занимались тем, что быстро переодевали Аркадия Исааковича за кулисами. И мой отец тоже. Один надевал, пальто, другой парик, третий приклеивал усы. Это отрабатывалось до автоматизма, как в «Формуле-1», когда меняют у болида шины. Райкин был мегапопулярным человеком, если он где-то появлялся в общественном месте, моментально собиралась толпа людей. Когда мне было лет 13, папа взял меня с собой в Одессу на «Юморину». В один из дней они решили втроем (папа, Ильченко, Жванецкий) прогуляться по городу. И тоже собрали толпу, за нами шло, наверно, пару сотен человек.
В Москве нам, кстати, выбил квартиру Иосиф Кобзон. Мы жили в актерском доме, в котором проживали актеры Валерий Золотухин, Владимир Федоров, певец Кола Бельды (Николай Бельды — ред.). Все знали, что Золотухин крепко выпивал. Когда мы сидели на скамейке во дворе нашего дома, часто могли слышать из его квартиры на первом этаже пьяные крики. Мы дружили с средним сыном Золотухина Сергеем, ныне покойном (покончил с собой в 2007-м году в возрасте 27 лет — ред.).
Отец был очень скромным человеком, несмотря на свою популярность. Он не требовал бизнес-классов, люксовых автомобилей и президентских люксов. До конца жизни в его бытовом райдере было одно требование — горячий чай в гримерке.
