Домой Культура и туризм Чтобы не было мучительно больно. Почему Николай Островский – писатель № 1

Чтобы не было мучительно больно. Почему Николай Островский – писатель № 1

115
0

120 лет назад, 29 сентября 1904 года, в селе Вилия Волынской губернии у акцизного чиновника и его второй жены, дочери чеха-переселенца, родился Христос.

Так впоследствии скажет о нём французский классик Андре Жид: «Я видел современного Иисуса Христа, который сам написал революционное Евангелие». Однако в 1904-м никаких предпосылок к такому повороту не было – мальчик получил вполне обыкновенное имя Николай. Фамилия – Островский.

Корчагин из-под палки?

В 2002 году литературный критик Лев Аннинский писал: «Десять лет понадобилось, чтобы вытравить Николая Островского из школьных программ и переписать статьи о нём в энциклопедиях в том духе, что «культ Корчагина вводился принудительно и рухнул на закате тоталитаризма, так же стремительно, как и многие другие символы тоталитарной эпохи».

Хотя говорить о том, что культ главного героя романа, Павки Корчагина, да и самого Николая Островского вводился в СССР принудительно, – не только невежество, но и самое настоящее свинство.

Насчёт невежества. Роман, первая часть которого была написана в 1931 году, дважды отвергался издательствами с весьма странными объяснениями – мол, написано вроде и неплохо, да вот автор совсем неизвестный. В 1932-м издательство «Молодая гвардия» его всё-таки выпустило. И кое-где роман объявили чуть ли не вредительским. А в Харькове и вовсе пытались изъять из продажи и библиотек: «Восстановительный период молодой Советской Республики изображён самыми чёрными красками, а Павел Корчагин с его метаниями больше похож на антигероя, чем на настоящего комсомольца».

А что касается свинства… Считается, что читательский бум начался после публикации в газете «Правда» от 17 марта 1935 года очерка Михаила Кольцова «Мужество», посвящённого Островскому. Мол, чего ещё ждать после восхваления в главной газете страны?

Но в том-то всё и дело, что Кольцов никого не восхвалял. В этом просто не было нужды. Он всего лишь показал, что обездвиженный слепой человек может добиваться своего и не влачить существование, а жить полной, насыщенной жизнью.

Коллекция его диагнозов

И, кстати, не давил на жалость. А ведь мог бы. В юности Островский трижды перенёс тиф, дизентерию и получил тяжёлое ранение шрапнелью. Потом на него навалились болезнь Бехтерева (воспаление суставов и позвоночника), глаукома и слепота, поражение сердца, фиброз лёгких, почечно­каменная болезнь и регулярные пневмонии. И это только общий фон. А на нём то и дело происходит следующее: «У меня камень разорвал желчный пузырь, получилось кровоизлияние и отравление желчью. Врачи тогда в один голос сказали: «Ну, теперь амба!» Но у них опять не вышло, я выцарапался, снова напутав в медицинских аксиомах».

«У больного застывают сначала крупные, а потом и остальные суставы. Он превращается в живое изваяние – конечности находятся в разных положениях, в зависимости от того, как они были залиты лавой болезни». Это самое приблизительное описание того состояния, в котором пребывал Остров­ский.

А он жил. Жил и писал. Конечно, это поражало, так что ни о каком культе «из-под палки» говорить не приходится. Но в том-то и фокус, что его книгу взахлёб читали и до очерка в «Правде», ещё ничего не зная об авторе. В 1934 году в журнал «Молодая гвардия» пришло возмущённое письмо из Луганска. Студент-филолог Марченко хотел взять книгу Островского в библиотеке, но оказалось, что перед ним в очереди стоят 176 человек: «Почему так поступают с читателями? Допечатайте, чтобы хватило на всех!»

Культ был, но сложился он сам по себе, причём сначала вокруг книги, а уж только потом вокруг автора, который, между прочим, высоко ценился именно как художник, а не как образец несгибаемой воли. Вот что говорил об Островском режиссёр Всеволод Мейерхольд: «Я имел однодневную беседу со Львом Толстым, много беседовал с Антоном Чеховым. Николая Островского я ставлю третьим. Такая необычная культура, такое проникновение в правду жизни, такая способность понимать, что такое искусство».

Читатели, впрочем, расставляли приоритеты иначе, о чём оставил свидетельство Борис Пастернак, ездивший в 1943 году на фронт и записавший в дневнике: «Когда наши части освободили тургеневское имение Спас-Лутовиново, комсомольцы отличившихся частей устроили собрание. Посвящённое памяти Тургенева, оно каким-то образом связалось с именем Николая Островского». Тут вызывает удивление не сам этот факт, а недоумение Пастернака. Потому что объяснение очень простое – именно Островский был для этого поколения писателем № 1.

Первое место – Островскому

Таковым он остаётся и по сей день. Правда, не у нас. Совсем недавно, в сентябре этого года, Казань принимала гостей Литературного форума стран БРИКС. Среди них был Лю Вэньфэй – переводчик и популяризатор русской литературы в Китае, которая, по его словам, в рекламе не нуждается: «Русская литература самая популярная в Китае… Иногда мы даже думаем, что русская литература – это наша отечественная литература». А самое интересное, что в этой «второй отечественной литературе» особое место занимает Островский: «Образ Павла Корчагина стал символом борьбы за идеалы. Несколько поколений китайцев выросло на этой книге».

Тут надо добавить, что нынешнее поколение тоже. Во всяком случае, опрос, проведённый Международным радио Китая в 2015 году, показал любопытные результаты. Китайская молодёжь воспроизвела топ-3 русских писателей по Мейерхольду, но со смещением акцентов – третье место досталось Льву Толстому, второе – Антону Чехову, а первое – Николаю Островскому.

Вместо эпилога

Признание от мастера ушу

Можно, конечно, сказать, что СССР и Китай – два сапога пара и что культ романа китайцы ввели принудительно. Однако насчёт Союза мы вроде бы разобрались. А насчёт КНР ответ может дать мастер ушу и актёр Джет Ли, снявшийся в таких блокбастерах, как «Смертельное оружие», «Мумия», «Поцелуй дракона». Он давно уже гражданин Республики Сингапур, так что никакие коммунисты диктовать ему ничего не могут. Вот его слова: «Есть великая книга, которую я прочитал в юности и которая оказала на меня определяющее влияние, – «Как закалялась сталь» Островского. Эта книга, собственно, и воспитала из меня человека. И я до сих пор постоянно её перечитываю, вспоминаю и всё время цитирую Корчагина: «Не бойтесь никаких преград и перипетий на своём пути, потому что сталь можно закалить только так…»

И финальная точка – в этом году роман Островского был возвращён в программу отечественных школ по литературе.