Виссарион Белинский — великий литературный критик. Но помимо этого он был еще и талантливым очеркистом. У него есть замечательное эссе «Москва и Петербург». Что он писал про столицу XIX века — в материале aif.ru.
«Своя красота»
Сначала может показаться, что критик представляет Москву в довольно непрезентабельном виде. Он называет его «гротескным». Например, Тверская, по его словам, это «кривая и узкая по горе тянувшаяся улица».
Он пишет, что дома по ее сторонам стояли как попало: «Один дом на ней выбежал на несколько шагов на улицу, как будто для того, чтобы посмотреть, что делается на ней, а другой отбежал на несколько шагов назад, как будто из спеси или из скромности — смотря по его наружности».
Беспорядок в расстановке строений дополнялся полным отсутствием единого архитектурного стиля и продуманного плана: «Между двумя довольно большими каменными домами скромно и уютно поместился ветхий деревянный домишко и, прислонившись боковыми стенами своими к стенам соседних домов, кажется, не нарадуется тому, что они не дают ему упасть и, сверх того, защищают его от холода и дождя; что подле великолепного модного магазина лепится себе крохотная табачная лавочка, или грязная харчевня, или такая же пивная».
Но представив Тверскую в таком, прямо скажем, не очень презентабельном виде, критик неожиданно делает парадоксальный вывод: «В странном гротеске этой улицы есть своя красота».
Главный критерий комфорта
Белинский пишет, что на необычный, «гротескный» внешний облик Москвы сильно повлияли особенности характера ее жителей.
Их литературный критик представляет, как людей основательных и хозяйственных. По его словам, ни один житель Первопрестольной не мог обойтись без погреба. Поэтому при найме квартиры он «более заботится о погребе, где будут храниться его съестные припасы, нежели о комнатах, где он будет жить».
Но главная мечта любого жителя Москвы, пишет критик, даже самого бедного, «когда-нибудь перестать шататься по квартирам и зажить своим домом».
Как же эта мечта тогда осуществлялась? Критик пишет: «И вот, с горем пополам, призвав на помощь родное „авось“, он покупает или нанимает на известное число лет, пустопорожнее место в каком-нибудь захолустье, и лет пять, а иногда и десять, строит себе домишко о трех окнах, покупая материалы то в долг, то по случаю, изворачиваясь так и сяк».
Москвичи обустраиваются
Ничего не напоминает? Похоже, страсть к собственным участкам и возведению домов на них с годами у москвичей не пропала. Только теперь она перекинулась на дачное строительство.
То, как москвичи строили себе дома в столице во времена Белинского, очень сильно похоже на то, как они сегодня возводят загородное дачное жилье. Сначала «с горем пополам» покупают «пустопорожнее место в каком-нибудь захолустье».
А потом с головой уходят в строительство — «покупая материалы то в долг, то по случаю», «призывая на помощь родное „авось“».
Но вернемся к Белинскому и его очерку «Москва и Петербург». «И наконец наступает вожделенный день переезда в собственный дом; домишко плох, но зато свой, и притом с двором — стало быть, можно и кур водить, и теленка есть где пасти; но главное, при домишке есть свой погреб — чего же более? Таких домишек в Москве неисчислимое множество», — читаем в очерке. Все точно так же, как на современной даче. Только вместо погреба и кур с телёнком, баня и огород. Белинский пишет, что такие частные дома во многом и сформировали облик города.
«Эти домишки даже попадаются на лучших улицах Москвы, между лучшими домами, так же как хорошие (то есть каменные в два или три этажа) попадаются в самых отдаленных и плохих улицах, между такими домишками», — подводит итог Белинский.
Сады Шахерезады
Белинский характеризует Москву как город «патриархальной семейственности». Он пишет: «Во всем и на всем печать семейственности: и удобный домик, обширный, но тем не менее для одного семейства, широкий двор, а у ворот, в летние вечера, многочисленная дворня. Везде разъединённость, особность; каждый живет у себя дома и крепко отгораживается от соседа. Это еще заметнее в Замоскворечье, этой чисто купеческой и мещанской части Москвы».
В очерке критик рисует панораму Москвы, какой она открывалась бы пешеходу, прогуливающемуся, «то спускаясь под гору, то поднимаясь в гору», по ее «главному украшению — Бульварному кольцу»: «…амфитеатры крыш , перемешанных с зеленью садов, будь при этом вместо церквей минареты, он счел бы себя перенесенным в какой-нибудь восточный город, о котором читал в Шехерезаде».
И опять Белинский признает, что в этом хаотичном и экзотичном московском пейзаже присутствует какая-то своя особенная красота. Продолжая смотреть на город глазами пешехода, прогуливающегося по Бульварному кольцу, он пишет: «И это зрелище ему понравилось бы, и он по крайней мере в продолжении весны и лета охотно не стал бы искать столицы и города там, где, взамен этого, есть такие живописные ландшафты».
Промышленная Москва
Такой Москва, как ее описал в своем очерке Белинский, оставалась довольно долго.
Однако Россия развивалась. Белинский пишет, что вместе со страной начинала меняться и столица: «Дух нового веет и на Москву и стирает мало-помалу ее древний отпечаток». По признанию критика, «Москва начала делаться городом торговым, промышленным и мануфактурным. Она одевает всю Россию своими бумажнопрядильными изделиями, ее отдаленные части, ее окрестности, и ее уезд — все это усеяно фабриками и заводами, большими и малыми».
Новые времена диктовали Москве свои условия. Город нуждался в обновлении. Однако свой традиционный патриархальный вид он сохранял еще довольно долго. Во всяком случае, увидеть новую Москву Белинскому так и не удалось.
Одна из первых зафиксированных попыток упорядочить Первопрестольную приходиться на 1912 год: в московской городской Думе появляется Комиссия по внешнему благоустройству города.
Инициатором ее создания и первым председателем стал гласный Николай Щенков. В своем обращении к москвичам он заявил: «Москва должна принять европейский вид».
В чем же, по мнению гласного московской Думы, должен был проявиться «европейский вид» города?
«… исторические памятники и здания, конечно, останутся, но теперешний азиатский характер города — все эти кривые улочки, неправильную планировку построек и странную окраску домов — необходимо уничтожить», — пообещал гласный. Предстояла большая работа.
К 1914 году облик города должен был измениться. К установленному сроку намечалось «повсюду провести электричество, переделать бульвары на заграничный образец», увеличить на них «древесные насаждения», «на безобразных площадях, вроде Кудринской», устроить «великолепные фонтаны», «мостовые перемостить».
В общем, под «европейскостью» понималось элементарное наведения порядка и чистоты на улицах.
Новая старая Москва
Осуществить планы московского гласного Щенкова тогда не удалось. История внесла в них свои коррективы. Помешали годы потрясений, войн и революций.
Прокатившиеся по России масштабные события отразились на архитектурном облике Москвы. Старой традиционной Первопрестольной, о которой писал Белинский, больше не существует.
Однако почти все, о чем мечтал гласный в начале XX, в городе осуществлено. Москва пережила несколько реконструкций. Из нее делали столицу победившего пролетариата. Потом даже мировой финансовый центр! Сегодня в Москве есть все, о чем когда-то мечтал Щенков: электричество, благоустроенные площади с фонтанами на них, «древесные насаждения», перестроенные «на европейский лад» бульвары, «замощены» бетоном, асфальтом и плиткой мостовые. Столица выглядит современно, «по-европейски», входит во все мировые рейтинги лучших городов мира.
Однако перемены не смогли изменить характер города. Все равно Москва остается и сегодня в чем-то «патриархальной», и в чем-то «семейной». Достаточно пройтись вечером по ее «кривоколенным» переулкам, и обязательно где-нибудь в Замоскворечье или в районе Покровки встретится «домишко», прислонившейся к стенам соседних огромных зданий, который не нарадуется, «что они не дают ему упасть и, сверх того, защищают от холода и дождя».
